Творческая биография

Ева Веруш – редактор и писатель. Родилась в Минске в 1986 году, живет в Кракове. Публиковалась в журналах«Фальтер» и «Нате», на платформах «Мох» и «Прочитано», выпускница литературной мастерской Евгения Бабушкина.

Автокомментарий

В детстве дедушка учил меня астрофизике. Я ничего не понимала, но мне нравилось, с тех пор я люблю не понимать. Может быть, поэтому мне кажется, что абсолютно все содержит космос – окна и лужи делают это без утайки, собаки и деревья – как-то менее в лоб. Но особенно интересно с людьми. Некоторые люди плотнее, и космос в них почти незаметен, некоторые более прозрачны.
Моя героиня содержит космос, собак и разрушение, как и многие из нас.
В картине Дарьи Мальцевой «Две сталкивающиеся галактики. Два той-спаниеля у сахарницы» есть и что-то очень простое, конкретное и уютное, и что-то очень сложное, абстрактное и всеобщее. Этим картина похожа на человека.

Текст

Не было сюжета. Мойры уронили пряжу, перепутали нити. Жизнь стала сплошь узлы, петли, разрывы. По вечерам Соня выходила гулять.
Город был большой и темный, усыпанный фонарями. Узкие улочки скатывались к морю, ветер продувал их насквозь. Низко гудели паромы. Соня дробилась на несколько зыбких Сонь в витрине кондитерской; отраженные Сони были бледные, вытянутые, сквозь них проглядывали кремовые завитушки. Из плотничьей лавки тек на мостовую свет.
Вернувшись с прогулки, Соня одеревенелыми руками наполняла чайник, переодевалась в домашнее и закутывалась в плед. Пока чай заваривался, она лежала на кровати опрокинутым кулем и смотрела на две звезды, вщемившиеся в просвет занавесок.
Звонила мама. Как ты, спрашивала, что у тебя. Все хорошо, говорила Соня. Может, приедешь домой, спрашивала мама. Лучше ты приезжай, говорила Соня. Ты что, говорила мама, у меня же дача. Познакомилась там с кем-нибудь? Я люблю тебя, мамочка, говорила Соня. Пока.
Телефон умолкал, и какое-то время, держа его, теплый, в руках, Соня удивлялась мгновенному маминому ускользанию, телефон стыл – мамино присутствие рассеивалось как запах.
И Соня возвращалась к работе: рисовала собак, белую невесомость цветущих садов и занавески в чьих-то окнах, сквозь которые – свет.
Гнутые акварелью листы, тряпки и кисти заваливали стол, в прорехах стояли чашки с недопитым чаем. На рисунках все было неподвижно: занавески в сумерках, желтая лампа на подоконнике, черная предгрозовая листва деревьев. Соня пила чай, вглядывалась в рисунки с расстояния, терла переносицу замызганными пальцами и снова ставила чайник, пытаясь согреться звуком кипящей воды.
Все чаще она описывала карандашом круги, кольца накладывались одно на другое, постепенно уменьшались, сходясь в точку. Однажды бумага порвалась, Соня поелозила карандашом по дырке, потом заглянула в нее. По ту сторону было темно.
Круги уменьшались, жизнь становилась тесней. Я люблю тебя, мамочка, говорила Соня в трубку.
Пока.
Вечером Соня вышла, как обычно, из дома. Было ветрено, пронзительно холодно, приходилось прятать руки в карманы. Она спустилась к паромной станции и постояла у черной воды, покачиваясь с пятки на носок, глядя, как на пароме скапливаются люди, как моряки разматывают канаты и кричат на незнакомом языке, будто говорят друг с другом большие бескрылые птицы.
Паром загудел и отплыл.
В воде остался Сонин силуэт: черное пальто, голубой шарф, светлое пятно лица. Соня обдумала возможность утопиться. Но вода принадлежала рыбам и паромам, была холодная. В ней, как кувшинки в болоте, плавали звезды.
Соня подумала: я какой-то водяной наоборот. Не тот, который живет в воде, а тот, в котором живет вода. Я какой-то враз затонувший город; есть про такое сказки. Что-то случилось – и все утонуло. Тонкий месяцок над крышей деревенского дома. Зимние электрические дни, опрокинутый во двор прямоугольник света из кухни. Ночное свечение торгового центра, неоновая вывеска «Шиномонтаж» – она провисела в окне спальни тысячу лет.
Соня села на корточки, потянулась к воде, опустила в нее руку. Подошла белая собачка, ткнулась носом в локоть. «У меня нет ничего», – пожала плечами Соня, но собачка, похоже, ничего не хотела, кроме компании.
Соня погладила ее между ушами и прислушалась к внутренней темноте. Там, неглубоко, плыло голубое платье, непоправимо испорченное, перед отъездом Соня сложила его в пакет и вынесла в мусорный бак. Там отражалась собака, смешиваясь с затонувшей другой собакой из Сониного детства, та была рыжей.
Соня подумала: теперь ничего не поделаешь. Буду озером. Буду растить ряску, отражать собак. С рыбой как-то взаимодействовать. Буду отражать звезды и всю эту гигантскую прорву, в которой они висят.
Потом зазвонил телефон, Соня вздрогнула, встала, пальцы были мокрыми и холодными, еле удалось принять вызов.
Как ты, спросила мама, что у тебя.
Все хорошо, сказала Соня.