Творческая биография Мария Кривова – писательница, поэтесса, художница. Родилась в Бузулуке (Оренбургская область) в 2001 году, живет в Москве. Студентка Литературного института имени А.М. Горького. Публиковалась в журналах «Кварта», «Таволга», «Флаги», автор инсталляции Mappa Mundi в ГЭС-2.
Автокомментарий Визуальные работы «К звездам» Grigodas, созданные методом генерации и преобразования одного чувствительного компонента (звук) в другой (изображение), оставляют во мне отклик и даже желание присоединиться, влиться в мир случайностей и помех. Поэтому «Лиловая буква» представляет собой метафорическое отражение работы, словотворческий образ.
Форма текста – это попытка подобрать новый язык для собственных впечатлений. Это также автономное воображаемое пространство со своими законами и кодами, которые восходят к поэтике метареализма, автоматическому письму, сотворению авторского мифа и геопоэтическим традициям.
«Лиловая буква» ничего не требует от читателя, но передает через слова, образы, детали, синтаксические конструкции, свободные ассоциации и интонацию того, что хранится в каждом на уровне чувств.
Лиловая буква Гирьки, напитанные облачным паром, положены в серебряные чаши, стрелка пролетает по линейке. Качаются световые пятна на теле маятника. Она ничего не слышит вокруг, вымеривая нужное соотношение между весом на чашах. Прыгнула большая рыба – сегодня будет хороший клев. Поднимает голову. Шея затекла. Жалит. За окном беговая площадка в столбиках-зебрах. Газон весь в желтом кленовом. Показалось. Запахло сырым и сладким – а, это открыли окно.
Пальцы быстро разогревают тонкую кожу над позвонками. Томительная усталость ежедневной работы, стоя или согнувшись. Вместо красных линий лабораторных журналов ближе к вечеру она представляет письменную бумагу.
Сегодня утром вполоборота он развернулся перед ней и, сделав вид, что не заметил, пошел в противоположный конец коридора.
Бумажные комья спрятались за бордовыми шторками, свисающими с высоких арок змеями стапелии. Их расплодили на местном подоконнике во множестве старые женщины со шпильками в волосах и в коричневых юбках из грубой ткани. Из этой же ткани – сарафаны девочек, проходящих перед ней. Стайки птиц в облачных рюшах, взбитое карамельное суфле.
Шоколад. Две дольки тают на языке. Поцарапывают горло. Кто-то принес в аудиторию лягушку, и она пахнет болотной травой. Сечанка
[1] сегодня чешется резче обычного. Красные волдыри и струпья, похожие на отходящую картофельную пленку, дошли до лица, выглядывают из-под ворота рубашки. Фанаан храпит и прерывает поток речи, обращенной к слушателям. Речь та – глазурная доска, изразец с морозным орнаментом в синих и серебристых цветах, оформленная наперстянковым голосом и уложенная стопкой накрахмаленных простыней. Стальная хватка дает осечку. Она больше не держит колокольчик зала. Внимание переведено на мух, которых осенью тьма. Под ногами, под полом и этажом в вечной ночи стоят мешки разлагающихся яблок и земляного шпината. Останутся без зубов лишь молодые. Старым хватит накопленного за годы на солнце, в шелковых летних пляжах, витамина.
Может, чеснок не попросит к себе плесень. Нет, попыталась соврать себе. Так что же он? Принесет пластинки металла? Нет, наверное, сегодня четверг. Неделю назад он принес белые яблоки в белоснежных листах. Немного скомкались, будто маленькие волны на побережье перед грозой, ничего, выпрямлю. Положила под пресс из столовой посуды. Пирамида тарелок, тронутых ободком линий, спиралей, цветами неоформленных фигур. Откуда белорацини
[2]? Ашат привез подруге. А что же она? Ушла в полосность вербума. Она закрывает рот руками и ударяет себя по лицу. Красные георгины поглотили темноту, излучая тепло по комнате.
Засыпать приходилось голодной. И это обстоятельство оттягивало момент, когда падаешь в легкость в синих приглушенных тонах. Чтобы подойти к границам синей легкости, она начинала перебирать в голове слова. Сегодня ей приснилось слово, одно из тех, что начинаются на букву ф.
Не стоит искать корней фиолетового цветка там, где он никогда не произрастал и не смотрел встречной птице в глаза, повторила семь раз про себя, чтобы снег не подслушал.
Письменные волны прибивают наречия. Наречия, густо разросшиеся из корня моего языка. Когда прижигают руки наречий, я становлюсь альфой Центавра. Пока мой мир, полынный и пространный, был жив, я не закапывала семена граната и не обращалась к звездам.
Но, будучи обреченной ею стать, ἀστήρ
[3], она опрокидывает ковш ослиного молока каждый раз, как ветер расписного города, исчезнувшего с аттического ландшафта, подгоняет подол ее платья. Льняного и черного.
Дымчатые черты пририсовывает пепел смотрителю звезд. Мягкое молоко из кувшина. Улегшееся и убежавшее из рук. Пойманный пепел Плутона. Лепешки из муки с глиной, руки по локоть в розовом.
Плутос сбежал с родных берегов, где украл зерна граната. Зерна граната были миром, стали – обглоданными костями. Драма развернулась на море, не отмеченном на карте. Многоголосие уничтожило пафос и Патмос.
Укорененные черепки дали всходы. Лилией лиловой она вознаградила языки мира. Рукава бязевого платья – арки по обе стороны от стройного звукоряда инструмента вроде скрипки. Фэ фэ фэ играют на побережье летучими рыбами, прядками каштановых волос, оттененных лиловой грозой. Патмос как расколовшийся каштан.
Черты острова – язык письменный. Имя цвета – апостол. Инициативность глаголов – его слух. Трехцветный карп сменяет кувшин. Прыгает мостиком, и брызги опала подсвечивают небо.
Все это являлось, пока ей снилось слово, одно из тех, что начинаются на букву ф.
[1] Сечанка — вымышленное женское имя, одна из героинь текста.
[2] Белорацини — вымышлен. сорт яблок с белой мякотью и прозрачной кожурой.
[3] ἀστήρ — др.-греч. «звезда».
