Творческая биографияМария Шушпанова – писательница. Родилась в Ижевске в 2001 году, живет в Москве. Училась на русском отделении филфака МГУ, с 2021 – студентка Литературного института имени А.М. Горького. Публиковалась в журналах «Юность», «Пашня», «Хижа» и «Таволга», а также в альманахе «Полдень». Участница мастерской экспериментальной прозы Mappa Mundi в сотрудничестве с домом культуры ГЭС-2.
Автокомментарий«Космический рай» Павла Зуданова напомнил мне о закрытых сообществах из историй вроде
Houseki no Kuni[1]или
Haibane Renmei[2], где живут размеренной и вполне радостной жизнью, не интересуясь тем, что происходит «снаружи», до тех пор, пока кто-то один не решает нарушить установившийся порядок из любопытства, жажды свободы или просто по неосторожности. Подобный мир пробую создать и я – из собственного опыта.
Моим главным помощником в этом деле стал зеленый цвет, которого так много у Зуданова в его первобытно-прекрасном саду под хрустальной корой. Зеленый символически амбивалентен: с одной стороны, это цвет молодости и первой любви, здоровья и радости, с другой – цвет распутства, болезни, колдовства – цвет самого дьявола. Зеленый священен и проклят одновременно: le sacré vert, le vert sacré.
Точно так же двойственно понятия рая. Есть рай изначальный, где жили Адам и Ева до познания добра и зла, а есть обретенный, куда попадет человек после пережитых им на земле страданий – место вечного блаженства.
Мне говорят: рай внутри. Я спрашиваю: внутри чего? Внутри круга близких тебе людей, в круговороте радостей и горестей или внутри самое себя, в абсолютном одиночестве, где нет места для боли, равно как и для счастья?
Моя героиня проходит от одного зеленого/рая ко второму; каждая «ступень» на ее пути окрашена в один из основных цветов (желтый, синий, красный), скреплена цветосимволистскими образами западной культуры – и личными.
(sacré) Vert (sacré)Как-то раз мы с тобой улеглись на полу, и мне в ту ночь приснился сон про Бога. У Бога была суббота, и он, как все одинокие дети, решил слепить что-нибудь по образу своему и подобию. Только творения его получились уж слишком похожими на него самого: они тоже умели придумывать всякое. Тогда он взял и поселил их в скворечню на самой верхушке ясеня – да так и забыл их в крылатых ветвях. Бог назвал свои творения ангелами, что значит: посланниками. Вот почему мы поем по ночам: нельзя родить что-то, если уже рожден свет.
Я рассказала тебе все, а ты засмеялся и повесил надкусанный бублик над моей головой.
Нас семеро здесь, и каждый занят делом по способностям. Эл-5 играет обеденный марш на пивных бутылках. Эл-3 собирает целебные травы. Эл под номером 1 тоже вечно на ногах: его работа – караулить у замшелых ворот, когда Эл-4 выйдет к нему с кафе-о-ле и яблочным «Чапманом». Вдвоем они сшивают тропами лужайки, собирая подошвами мокрую вату. Все здесь живут по ежедневнику. В четыре написать: ну, что?; в двенадцать вздохнуть: ну, ладно. Также ходят по кругу планеты. Мы не берем мороженое, если знаем, что липу уже ободрали и нам нечем платить. Даже когда нам очень грустно, мы танцуем и отмечаем именины – и всякий праздник у нас что Рождество: каждое утро мы просыпаемся с чувством, будто в углу у нас горит елка. Наш дом спрятан под стеклянным куполом, вот отчего небо вокруг такое нежное, нежнее, чем на бабушкиной фотокарточке с моря, а ветер теплый, словно дыхание, и пахнет тополями даже поздней осенью. Вместо сердца в доме плавает между этажами огромный изумруд; наш дом – это Лапута в миниатюре. У нас разбойники становятся сердцеедами [но если на досуге вы заглянете в словарь В.Г. Гака, вы поймете, что в сущности это одно и то же].
На резиновом гравии лежат две сплющенные друг с другом банановые обертки. Трясу тебя за рукав и спрашиваю: «Мы?» Фонари сернятся в асфальте. Ты молчишь, отвернувшись от света; незаметно сщипываю с твоего плеча золотистый седой волос. Ты занят: греешь под полой бушлата пакет с жареной картошкой. Плачут брошенные на ночь такси.
– Алло-о?
Комнаты-соты загораются одна за другой, азбукой Морзе. Наконец, ты сжимаешь мою руку – в сумраке твоя совсем как из воска – и бубнишь что-то вроде:
– Пойдем домой.
Такое приглашение лучше любого признания. Мы шагаем по опавшим листьям клена, точно по распахнутым ладоням. Сыграв наперегонки, кто первым бросит шекель за проезд на лифте, мы поднимаемся вверх – в спальню номер охра-желтый-салатовый. Домой.
За дверью из сандалового дерева все по-прежнему. Эл-3 разливает по стаканчикам кагор: говорит, вино помогает от всего, кроме кариеса и депрессии. Эл-7 растирает порозовевшие на морозе плечи. Дожидаясь четвертую – без нее именины не праздник, а так, фамильярность – Эл-1 сгрызает чешую с ладоней. Все знают: тот, кто далеко уйдет за стены нашего замка, уже не сможет вернуться. [Хотя без любопытного героя история не начнется]. Потому все хотят обняться покрепче.
Перед тем, как отпустить меня в музей, ты проверил, тепло ли я одета.
– О-па! Красный лифчик?
Я не знаю, зачем построили кирпичный дом, в котором мы живем, так что собираюсь встретиться с градостроительницей. Я хочу знать, чье убийство запомнила ольха на нашей болотистой улице, поэтому готовлюсь к разговору с главной лесничей. На закате выхожу ненадолго из хора объятий и спускаюсь в подвал из шестнадцати дверей: мои ноги тонут в ржавых гильзах, и не понимаю – хрустят ли кости
в моих ногах или
подмоими ногами? Ты знаешь, свитер у меня теплый, и руки твои, все в мозолях и ссадинах, тоже очень теплые. Просто под землей огонь не греет, а обжигает.
Я принесла домой кусочек киновари.
Пока Эл-2 собирает серебро на вино, Эл-4 вертится под расписанной амальгамой, раздирает кожу над губой и плачет, Эл-1 пытается удержать в горсти ее расплавившиеся пальцы. [Миленькая, я тебя не брошу, одна нога здесь – другая там. Кисонька, ты не умрешь, нет…]
Я сижу у тебя на балконе первого этажа, точно в подвале, сижу на кусках линолеума, они все в пепле, рябиновых листьях и крови. Перед тем как отпустить меня, ты проверяешь, что у меня под одеждой.
– О-го! Красный?
– и рвешь.
Однажды я проходила мимо Бастилии. Да-да, там еще мальчик сидел в фонтане и ковырял занозу в ноге, и две женщины, издалека приметив мой матросский берет, подошли ко мне за советом:
– Вы здесь работаете?
В тот день я собрала кусочки разбитого окна и склеила из них коллаж с букетом гортензий на школьной парте.
Оставив включенный ноутбук вместо ночника, я загадываю желание: увидеть сон Новалиса. Я родилась из василька; если во сне мне случается сорвать этот цветок, я отказываюсь просыпаться. И все равно каждый раз открываю глаза, порой уже в сумерках.
В начале века мне дали имя Мария. Это значит: горькая. День моего рождения совпал с моими крестинами; с самого начала мне было суждено переплыть море в бочке с мертвым младенцем на руках.
Открывая Word, я вижу синий экран. Снова, и снова, и снова.
В детстве я мечтала о собственном небесном замке или хотя бы комнате в нем. И чтобы она была выложена кафелем от пола до потолка, как в бассейне в духе ар-деко, и чтобы ничего в ней не мешало, только плющ вместо звездного атласа и парчовые подушки. Я ждала, что однажды мне подарят убежище, которое сможет парить в пространстве без времени; впишут в историю, похожую на сон, – без кульминации и конца.
Теперь я почти взрослая, и день мой расписан по часам. В одиннадцать сплюнуть мокроту в гору салфеток. Затем смешать на подушечках пальцев крем из лекарственной мази и гноя: у него такой, ну, сладковатый запах, которым брезгуешь, но дышишь им будто через маску. В обед вырезать мшистый мякиш из бублика, сделать бутерброд с подвядшим айсбергом. Взять пачку яблочного «Чапмана» и пойти топтать капустниц на замерзшей траве до самого вечера. Перед сном я всегда иду в душ: зажав нос, я слушаю, как этажом выше кто-то плачет.
Если ночью я встречаюсь взглядами с прохожими в болотных куртках или их собаками без поводка, читаю про себя короткую молитву: «Спаси и сохрани». Так меня научила моя первая классная. Пока помогало. Правда, других волшебных слов я не знаю, поэтому ничего другого вымолить у Бога так и не получилось. Я не смогу переродиться с твоими зелеными глазами. Я оставила их в супермаркете с горящим клевером на крыше, в отделе детского питания.
Не похоже, что я счастлива, но я спокойна, и это, должно быть, даже лучше, чем счастье: так же было у меня в детской, пока я не заставила крышку фортепиано фигурками ангелов.
[1] Houseki no Kuni – манга Итикавы Харуко, повествующая о жизни расы антропоморфных самоцветов в постапокалиптическом мире.
[2] Haibane Renmei – аниме-сериал Абэ Ёситоси о жизни серокрылых – молодых людях, очнувшихся в закрытом городе без памяти о прошлой жизни.
